Республиканская еженедельная газета 24 мая 2014 г.
Рубрики
Архив новостей
понвтрсрдчетпятсубвск
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031   
       
Реклама
южная завезда

Чунибские камни

21 ноября 2013 года
Чунибские камни

Наша газета регулярно публиковала материалы, посвященные аулам, обычаям и традициям народов  Дагестана Магомедова Расула Магомедовича, Алиева Багамеда Гадаевича, Ахмедова Джонрида Назировича и др. Редакция не могла пройти мимо прекрасной книги профессора политологии Магомедова Абдуллы Абдуллаевича «Максимально коротко о разном», и предлагает вниманию читателей отрывок из нее.

В Дагестане издревле повелось: чуть какая опасность, жители сразу уходили в горы. В итоге обитатели понастроили немало горных крепостей-аулов. Один из таких и мой Чуниб. Особняком среди каменистых жилищ, похожих и одновременно непохожих друг на друга, прямо на макушке отвесной скалы с гранитными подвальными стенами стоит полуразрушенный дом моих предков по линии матери Давудилаевых - одних из первых основателей маленького, похожего на орлиное гнездо Чуниба.

Чуниб - мое родное село, моя аура, мое душевное пристанище. Это крик и святыня моей души. Это «вечно прелестные, вечно изменяющиеся, играющие светом, как алмазы, снеговые горы» (Л. Толстой) и камни, это хвойные и березовые леса, малиновые и смородиновые поляны, это изобилие клокочущих родников, уносящих в долину пьянящую свежесть, это поля и луга, шмелиное жужжание и бесперебойная трескотня кузнечиков, это потускневшие от времени и изъеденные ветром стены каменных саклей, из-за стен которых веет ароматом вяленой баранины и брынзы, изумительный вкус которых трудно описать. Самое же главное - это люди, суровые на первый взгляд, но необыкновенно душевные, открытые, доброжелательные и не сетующие зря на судьбу. Здесь я могу понимать людей не только по их словам - по малейшим движениям и жестам.

Жизнеощущение и жизнепонимание я черпал прежде всего непосредственно из чунибской природы и бытия чунибцев. Испытываешь трепетное ощущение, когда, стоя на самой высокой из вершин чунибских гор, с которой можно дотронуться рукой до неба, с замиранием сердца глядишь вниз, в глубь ущелья. Ни с чем не сравнить это ощущение.

Чуниб - одно из ярких мест на природной карте горного Дагестана. Как никогда и нигде здесь чувствуешь свое единство с природой и осмысливаешь чудо божественного творенья. Люблю в одиночестве и/или с немногословным спутником уходить в чунибский лес, не обязательно собирать грибы или ягоды, а просто так, побродить по узким тропинкам, иногда хватаясь за старые сучья. Любоваться первозданностью леса, слушать шелест листвы, дышать свежим воздухом, размышлять о таинствах человеческой жизни, а главное - ощущать человеческую жизнь, ее прелести, ощущать небо через лесное «окошко», ощущать запах травы. Общаясь с природой, сам словно растворяешься в ней. Все плохое куда-то отступает, и испытываешь только бесконечное блаженство, счастье и умиротворение.

Для меня совершенно очевидно, что каждый из нас тысячами нитей связан со своей природной территорией. Местность, в которой мы живем, прямо и косвенно влияет на нас - на наш внешний вид, на характер, на наши мысли и переживания и - как следствие - на наше творчество. В душе дагестанского народа остался сильный природный элемент, связанный с природой. Можно легко выстроить простую логическую цепочку: физико-географическая среда - менталитет - духовная культура - диалектика общего языка.

Нигде и никогда, кроме как в чунибских горах, я не найду покоя своему истерзанному страданиями, семейной трагедией, болезнями телу и успокоения своим оголенным нервам. Чуниб для меня - Баден-Баден. Кто-то сказал, что человек не только то, что он ест, но и то, что он видит. Я вижу природу Чуниба. В этом я действительно счастлив. Чунибский пейзаж воспитывает и формирует мою душу, мой стиль жизни; настраивает на созерцательный, философский лад. Ничто на меня не действует так сильно, как природа. Мое детство и юношеские годы были связаны с каждым деревом, кустом, глыбой, родником... Чуниб - и моя «ночная молитва». Когда не спится от ежедневных махачкалинских стрессов, вспоминаю эти картины и засыпаю спокойно, потому что душа обрела покой.

Чуниб - это моя любовь и энергия. Если я люблю Чуниб, значит, я люблю жизнь, Дагестан, Россию, да и весь мир. Значит, Чуниб для меня - это моя энергетика, стимулирующая не покой (не лень), а активность. Значит, моя любовь к Чунибу зиждется на каких-то конкретных элементах: заботе о Чунибе и чунибцах, ответственности перед живыми и неживой природой, уважении и признании своих сельчан, коллег по работе... Это не что-то навязанное кем-то извне или выдуманное самим, а естественное состояние моей души, это генетически заложенная во мне готовность откликнуться на любые нужды, трудности и запросы людей моего окружения.

Значит, без Чуниба я не могу творчески самовыразиться, воплотить свой потенциал. Есть публичный Абдулла, но есть и глубинный Абдулла. Многие знают, кто такой публичный Абдулла, но почти никто не знает глубинного Абдуллы. До глубин моей души трудно докопаться, пожалуй, это практически невозможно, потому что люди все-таки не маги и, кроме самого человека, никто не в силах верно определить, человек сам должен знать, кто он такой, откуда он родом и куда он идет. А я родом из Чуниба, и путь мой ведет меня в Чуниб. Как сказал Александр Блок: «Чем больше чувствуешь связь с родиной, тем реальнее и охотнее представляешь ее себе как живой организм».

В каких только местах не довелось мне побывать: у подножия снежного великана Эльбруса.

Бывал и в березовой роще Верхнего Гуниба, Кубачах и Ахтах, Кумухе и Дургели, немецких городах и турецких селах, на болгарских водопадах и финских озерах, купался на Одере, ходил по московским и петербургским, киевским и варшавским, тбилисским и бакинским проспектам..., но ничего красивее Чуниба в мире не видел. В человеке все взаимосвязано: и природа, и судьба, и характер, и психика, и здоровье.

Чуниб - это памятник природы... Поражает своей красотой огромная, самая большая в ауле поляна Рацул. Там меня всегда радушно встречают сельчане, там и провожают в Махачкалу. С возвышенности стекают ручейки из трех ключей, образуя чуть ниже речушку. Окаймляют ее с двух сторон березовые леса. Поляна покрыта разнотравьем и разноцветьем, среди которых многочисленные целебные растения. Выйдешь на поляну в августе - душа замирает.

Здесь же я сделал «Чунибский аэропорт» для вертолета. Лет двадцать назад впервые посадил вертолет в Чунибе. Зелень и цветы - выше колен и по пояс. Белое, розовое, голубое, фиолетовое, сиреневое, золотистое... марево качается, плывет на тонких, упругих стебельках и колышется. Все здесь: тюльпаны, незабудки, колокольчики, ромашки, одуванчики, полынь, чабер, тысячелистник, бессмертник, душица, дикая роза... Это не мое описание, а ботаников университета. Я сушил их среди книжных листов. Упивался ароматом ядреного чунибского воздуха. Лежишь, закрыв глаза, проваливаешься в омут волшебной неги... Излюбленное место чунибцев - лесная поляна «Волчий хвост». Здесь взору - простор, сердцу - покой, душе - умиротворение. Ее окружают хвойные леса, березовые рощи», альпийские луга. Всяких ягод, трав, грибов видимо-невидимо. Из-под корней хвойных деревьев выбивается ледяной источник воды, и рядом образовалось маленькое озерцо. Здесь чунибцы празднуют день аула, день рождения сына, встречают почетных гостей, проводят всякие другие торжества.

В 1973 году, утомленный досрочной защитой кандидатской диссертации, я с женой и двумя малолетними детьми провел здесь в палатках целых полтора летних месяца. Ранним утром при выпавшей росе кажется, что ты в волшебном царстве. После пробежки по лесным тропам я «окатывался» в той росе. Потом, с восходом солнца, на овчинной шубе принимал загар: успокаивал нервы, навсегда прощался с переутомлением.

Наша жизнь проходит в бешеном темпе, в болтовне и игре слов, не успеваем осмыслить происходящее. Жизнь состоит из сплошной суеты, порой некогда оглянуться вокруг или посмотреть в небо. А в самых обыденных, неброских, будничных мгновениях обнаруживается порой нечто серьезное и глубокое, главенствующее, подчас определяющее и характеризующее суть твоего бытия.

В связи с этим хочется выразить мысль, которая покажется родственникам, односельчанам, коллегам неожиданной и прозвучит банально: мне духовно ближе и дороже нагромождение гигантских каменных глыб в окрестностях Чуниба, каждая с аульскую саклю, чем некоторые люди, с кем мне довелось общаться.

Чуниб - это еще и камни, громадные валуны. Это мои Камни, мое сокровенное, факторы важнейших этапов моей социализации (социализация - процесс усвоения индивидом образцов поведения, психологических механизмов, общественных норм и ценностей, необходимых для успешного функционирования человека в данном обществе...). Скажите мне, что значит человек? Откуда он, куда идет и кто живет под звездным сводом? В изящных тютчевских вопросах - проблема, достойная умственных усилий.

Вы помните стихотворение Тютчева:

Нет, моего к тебе пристрастья

Я скрыть не в силах, мать -

Земля!?

Оно заканчивается словами:

Бродить без дела и без цели

И ненароком, налету

Набресть на свежий дух синели

Или на светлую мечту...

Вероятно, не один читатель подумает, что автор этих стихов, раз бродит без дела и без цели, - лентяй. Но многие творческие люди (поэты, ученые, журналисты...) никогда не прогуливаются без дела - они всегда думают или воспринимают что-то, из чего потом рождаются идея, мысль, А мысль всегда материальна. Мне тютчевский способ ближе. Но я брожу не только по чунибским лесам и лугам, поднимаюсь не только на чунибские скалы и камни, но также и по книгам. Но какое наслаждение «случайно» набресть на свежий дух синели! А не меньше - обнаружить, что очень тобой любимый и ценимый автор высказывает мысли, которые ты считал своими собственными,

Как никто и ничто, Камни определяли мой менталитет, мою судьбу и мой характер горского человека. В юношеские годы я любил высоту и одиночество, чтобы никто не видел необъяснимое состояние моей души. Я бывал один, но не одинок, потому что во мне присутствовало содержательное, стихийно воспринимаемое окружающее, вмещавшее весь человеческий мир. Только на этих камнях я чувствовал свою индивидуальность и понимал, как они определяют мое будущее, связанное с ними, стал
сознавать себя частицей этой природы и этих неуклюжих, но дорогих моему сердцу чунибских камней. Особенно привлекали меня те из них, на которых без щепотки земли выросли какие-то съедобные ягодки, название которых я не знаю. Видимо, прав был магарский аксакал Осман Османов, который называл меня, мальчишку, «деревом, выросшим без полива». Камни, как живые и мыслящие существа, помогали мне обрести свою совесть, свою нишу и назначение в мире. А обретенная самим собой совесть, из года в год доминируя, держит тебя в нравственной чистоте, как бы ты ни захлебывался в социальном смраде. Весь секрет чудодейственности чунибских камней в том, что со мною очень часто «поднимался» на эти высоты юный, бесстрашный Михаил Лермонтов.

Гениальный поэт находил смирение своей мятущейся души в уединении, в молчаливом общении с нивой, лесом, ручьем, цветком. Наблюдая чарующую гармонию в окружающем мире, он как-то иначе воспринимал жизнь и свое состояние, о чем свидетельствует такое его признание:

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины

на челе,

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога.

Или мне казалось, что Лермонтов в «Демоне», передавая небесные пейзажи, описывал совершенно земную чунибскую картину:

Средь полей необозримых,

В небе бродят без следа

Облаков неуловимых

Волокнистые стада.

Кстати, тогда я не понимал, что в отличие от Пушкина, который принимал, не примиряя, любые противоречия, Лермонтов мучился, метался и бунтовал (лежащему в долине Дагестана снится ослепительный маскарад), не зная, что делать с жизнью. О мучительном раздвоении мира и его стихи, поэмы, драмы, роман, не случайно многие из них начинаются со слова «нет». «Нет, не тебя так пылко я люблю...», «Нет, я не Байрон, я другой...». Главный вопрос, которым автор заставляет томиться Печорина: кто, в конечном счете, управляет человеческой жизнью? Он сам? Случай? Судьба? Молчит, не дает ответа.

И я не могу до сих пор ответить на этот вопрос, Я так и не познал, что в этой жизни по-настоящему мое: как мне реализоваться и чему служить. Я не нашел ни в советское время, ни нынче приличной конструкции мира человеческого. Я не был с системой заодно раньше, не заодно и сейчас. Нас кидает из крайности в крайность. На протяжении моей жизни мы воспевали коммунизм, потом его проклинали. Радовались «гласности и перестройке», разочаровавшись, стали восхищаться либерализмом и демократией. А сегодня и их критикуем. У нас слишком короток век реформ, оттепелей и перестроек. Мне кажется, что почти все века своей истории дагестанское (читайте - российское) общество прошло в условиях конфликтной политической культуры. Это вошло в плоть и кровь, стало чуть ли не неотъемлемой чертой ментальности нашего сознания.

«Про нас можно сказать, - писал П. Чаадаев, - что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру». Урок чего? Чего не надо делать?

Этот урок мы дали. Самое время остановиться. Нужно пойти на риск доверия к людям, говорящим и думающим не по-вашему. Нужен их диалог, нужна культура несогласия, споры без ненависти. Иначе невозможен политический переход на стабильную обстановку. Сплочение общества надлежит осуществлять не на базе ненависти к «врагу», а на базе идеалов справедливой (демократически законной), достойной (многообразием материальных и духовных ценностей) жизни.

 

На эти Камни поднимался я вместе со страдающим Сергеем Есениным:

Теперь со многим я мирюсь

Без принужденья, без утраты.

Иною кажется мне Русь,

Иными - кладбища и хаты.

 

С многозвучным Федором Тютчевым:

Все отнял у меня казнящий Бог:

Здоровье, силу воли, воздух, сон.

Одну тебя при мне оставил он,

Чтоб я ему еще молиться мог.

Влюбленным Александром Блоком:

Молчи, душа. Не мучь,

не трогай.

Не понуждай и не зови;

Когда-нибудь придет он,

строгий,

Кристально ясный час любви.

На чунибские Камни «поднимались» также Махмуд из Кахаб-Росо, Иван Бунин, Владимир Маяковский, Эдуардас Межеайтис, Ираклий Андроников, Андрей Вознесенский.

Над темной, молчаливою

державой

Какое одиночество парить,

Завидую тебе, орел двуглавый,

Ты можешь сам с собой поговорить.

...Боже мой, я даже представить не мог, что встречусь, к примеру, с Робертом Рождественским. Представилась возможность не только встретиться, но и посидеть, поговорить по душам. А самое главное, мне показалось, что он с уважением относится к моему мировозрению, моему понимаю времени и моему толкованию поэзии. Андрей Вознесенский о нем писал: « Вот что его отличало от всех нас: он был челок искренний, честный, полный доброты. Это самое главное в нем было. И в нем было чувство идеала. Это, пожалуй, единственный в литературе человек, который верил в то, что он пишет». И я всю жизнь верю в то, что я говорю и пишу.

А внуки меня спросят: «Дед, а где же Расул Гамзатов? Неужто он в твои молодые годы не «поднимался» на чунибские Камни?

Еще в студенческие годы я декламировал его стихи:

Если вдруг и я металлом стану,

Не чеканьте из меня монет,

Не хочу бренчать ни в чьих

карманах,

Зажигать в глазах недобрый свет.

Если суждено мне стать

металлом,

Выкуйте оружье из меня,

Чтобы мне клинком или

кинжалом

В ножнах спать и в бой лететь звеня...

Расул в мои ранние годы звучал так же постоянно, как голос Левитана из школьного репродуктора. Расул Гамзатов для меня является всем: и флагом, и гимном, и гербом дагестанской поэзии. Только жаль, что он не был в Чунибе, хотя на его Камни он тоже не раз «поднимался».

Человек, особенно на природе, виртуально возвращает себя к прошлому для оправдания настоящего. И проходит мысленно те места в жизни, в которых еще не был, как бы не успел в буйные дни. Наверное, такое чувство, или назовем его «интеллектуальной совестью» (выражение Шопенгауэра и вслед за ним - Ницше), возникает только с возрастом...

В чунибских горах я много, очень много читал моего любимого поэта – большевика Владимира Маяковского...

А позже уже я понял: главным для Маяковского явился не столько вопрос его отношений с властью, сколько определение такого принципа своего бытия в Истории, при котором он мог бы лично выстраивать свои отношения с обществом.

И сколько же раз Владимир Маяковский «поднимался» со мною на этот сакраментальный для меня Орлиный камень. Трудно счесть, но одно знаю точно: эти мои несообразные сравнения родились именно на Орлином камне... Дело еще и в том, что и в годы зрелости, и даже в солидные годы я почти каждый год, во время августовских отпусков, бываю в чунибских горах и поднимаюсь на чунибские камни. Мне просто необходимо уединение, потому что я человек публичный и все время общаюсь с людьми и отдаю им свою энергию, а восстанавливается она лучше всего в горах.

Камни - это главные неодушевленные, неперсонифицированные мною персонажи плода моего воображения, символы моего воображаемого мира. Человек не может быть без символов, которые помогают ему через постижения удовлетворять свои потребности природной энергии, погрузиться в глубинные тайны собственной души. Мои символы - гигантские камни, отколовшиеся от скал. Они мне видятся как перевоплощенная физическая или биологическая реальность…

Американский философ Лесли Уайт доказывает: «Если культура - это система средств получения и использования энергии, значит, она подчиняется тем же законам, что и другие материальные системы, - законам термодинамики». Вот вам и базисные принципы моих Камней. В часах - сложный механизм: есть пружины, есть зубчатые колесики, есть еще крошечная такая деталь, которая называется анкером, от которой зависит точный и поступательный ход часов. Поступательное движение моей юношеской мысли,а значит, и жизни дала именно русская, российская, дагестанская литература...

Прекрасен Чуниб не только днем, но и ночью, Чунибские ночи - буйство струй свежего воздуха, бездонное небо, усеянное мириадами звезд. Одни яркие и крупные, другие - еле светящиеся. Летом, как правило, многие ребята, в том числе приезжие из городов республики и России на лето, спят на плоских крышах старых домов, а иногда полуразрушенных, укутавшись в овчинные шубы. И по обыкновению считают на небе звезды, спорят, кто сколько насчитал, кто насчитал больше, хотя только Бог знает, сколько их там.

...Чуниб расположен прямо на макушке огромного гранитного утеса, а под ним находится пещера, где ощущаешь тихие ритмы подземного царства и где можно разместить всех сельчан; впереди же аула, на его западной части поднимающаяся на два-три километра над аулом возвышенность. И вот на этой горе, на краю двух необыкновенно красивых и живописных полян, стоят несколько огромных, как бы висящих, каменных глыб. Среди них одна отличается не только массой, в 40-50 тонн, но и естественным (как будто каменотес выдолбил) небольшим выступом, похожим на кавалерийское седло. Это любимое место чунибских орлов. Это их наблюдательный пункт: орел всегда ищет добычу, наблюдая с высоты. Чунибцы веками называют его Орлиным камнем. Десятки раз я наблюдал, как, словно ракета, орел бросается отсюда вниз и своим могучим изогнутым клювом и «железными» когтями хватает сельскую курицу. Причем, по жалобам хозяек, непременно самую жирную, Захватив молниеносно свою добычу, он «ракетой» же поднимается ввысь и летит над каньоном в сторону Черной реки, к Шугинибским скалам» и там когтит свою жертву.

О чем может думать мыслящий человек на этом Орлином камне, когда у него есть возможность охватить своим взором огромное, по существу безграничное пространство: горы, скалы, реки, водопады, поля, аулы, дороги, мосты? Поглядишь в небо, до которого рукой подать, и подумаешь; боже, как прекрасен мир! Какие только чувства не рождаются в этот миг! Даже такие странные вопросы, которыми мы не привыкли задаваться: в какой миг я родился на этой земле? Тогда, когда меня родила мать? А где находились все эти миллиарды атомов, которые должны были составить мой организм? Из каких растений, а может быть, животных эти атомы мигрировали, чтобы в один прекрасный день стать мною, моим телом, моим мозгом? Нет, заключаешь: человек - существо божественное.

Мораль чунибских камней для меня в том, что через книгу люди растут с ощущением времени, с ощущением конкретной веры. Многие это понимают и согласны, но... читать в наши дни перестали все: и дети, и взрослые. Иосиф Бродский как-то подчеркнул: «Есть преступления более тяжкие, чему сжигать книги. Одно из них - не читать их».

Зачаруешься, любуясь видом суровых, мрачных чунибских скал. Какая невыразимая отрада в погружении в нирвану, сидя на Орлином камне, когда босыми ногами ощущаешь нежное прикосновение его глади!.. Какое чудо подниматься на горы! Впереди гора еще выше, чем та, что уже позади. И каждая следующая гора еще выше той...

В горах все звезды зажигаются как-то сразу, будто кто-то включил рубильник. Огромные, они мерцают так близко, будто на соседних горах кто-то зажег огни. Вот одна сорвалась (в любое время - смотришь в небо - обязательно увидишь падающую звезду) и упала - просто исчезла, а другая оставила за собой огромный сверкающий хвост. Какое чудо просто жить!

Чуниб - один из самых высокогорных аулов любимой Чароды - крошечное гнездышко в гнездовье дагестанского многообразия. Говорю о нем с чувством глубокой веры в святость всего того, что связано с Чунибом, того, что с трепетом и благоговением несу в душе; он придает мне силы, когда становится невмоготу, вдохновляет, когда грустно, горько и тоскливо на душе.

Все это - среда, в которой происходит мое нравственное очищение. Она так животворна, так исцеляюще благотворна, что соприкосновение с ее магической стихией окутывает тебя чудодейственной аурой, и ты обретаешь утраченную энергию души...

Комментарии (0)
Подписка!
«Дагестанская жизнь»
Подписной индекс:
73889 - подписка на полугодие - 323 руб 46 коп
51322 - годовая подписка - 653 руб 86 коп
Фотогалерея
Доска объявлений
Интервью